— Заткнись, ладно? — пробормотала она после того, как я произнесла на одну фразу больше, чем стоило бы. Мы, кажется, обнимались, и вдруг, как в кино, она вытащила нож и вонзила мне в спину. «Заткнись»?! Она требует заткнуться? Как она вообще могла сказать что-то подобное? Кто в этом доме хоть раз говорил ей заткнуться?
Это момент из общения с дочерью Эйнат Натан, автора бестселлера «Смысл моей жизни», консультанта по воспитанию с 20-летним опытом и многодетной мамы. В своей новой книге «И вдруг они — подростки» Эйнат помогает родителям понять подростков и наладить отношения с ними. В одной из глав книги автор объясняет, что делать, если подросток вам хамит.
Почему они грубят
Дерзость — неотъемлемая черта личности подростка. Все их существование — это дерзость, плевок в лицо, напоминание о том, что мы перестали быть актуальными.
А теперь поговорим о словах, которые вылетают из их уст. Вот мы добрались до той капли, что переполняет чаши терпения во всем мире: ругательства, вылетающие из их ртов. Последний гвоздь в крышку нашего гроба. Неважно, мы ли причина их разочарования или просто случайно попали им под руку, когда они в очередной раз сильно переживали, что часто случается с подростками (неуместное замечание о том, во что ребенок одет, взгляд, который он истолковал как унизительный, просьба распаковать сумку после поездки, из которой он вернулся две недели назад).
Дерзость присуща всем подросткам, но мы можем выбрать, как на нее реагировать. Источник
Когда они злятся, спорят или испытывают крайне негативные эмоции по отношению к нам, из бутылки вырывается настоящий джинн. Это уже не «мамочка, фу-у» или даже «я тебя ненавижу». Это возникает из ниоткуда и бьет в самое слабое место, туда, где действительно больно, и ошеломляет, а главное, провоцирует нас на самые разные реакции, вызванные нашим эго.
«Заткнись». Она забылась, и я видела, что она тоже в шоке. Однако, когда подобное слово срывается с губ подростка, пути назад нет, для него невозможно просто извиниться и сказать: «Ой, мама, я не хотела этого говорить». Теперь мы стоим перед вращающимися дверьми родительской реакции.
Дверь № 1. Тупик
Я запускаю собственный круг гнева.
— Что ты сказала? Что ты только что сказала?! Никогда так со мной не разговаривай, ясно? Мое терпение не безгранично! Ты можешь сказать «заткнись» своим друзьям, но не мне! Ты не пойдешь гулять ни завтра вечером, ни послезавтра, ни в ближайшие две недели! Это цена твоей наглости. Посидишь дома, подумаешь и сделаешь выводы.
Теперь мяч на ее стороне, но она его теряет.
— Я завтра не пойду гулять?! — Ее глаза наполняются слезами ярости и горя. — Мама, перестань! Ты не можешь так поступить со мной. Ты знаешь, как сильно я жду завтрашнего дня. Я не могу не пойти завтра!
Я:
— Ты что, давишь на меня? Поясняю: в этом доме наглости не будет! Твой поступок имеет свою цену. Ты думаешь, будто можешь говорить мне все, что заблагорассудится, и никак за это не ответишь? Так что давай, проверяй меня на прочность. Завтра ты не выйдешь, и на этом все. Не могу поверить, что ты еще смеешь продолжать спорить со мной после того, что здесь сейчас произошло!
Она идет в свою комнату, захлопывает за собой дверь, крича от ярости, которая не утихает. Ее слышно по всему дому, это похоже на крики животного.
— Не могу в это поверить! Одно слово — и меня наказывают, как будто мне три года!
Я кричу в ответ из кухни:
— Наконец-то ты чувствуешь хотя бы половину того, что мы с твоим отцом ощущаем каждый раз, когда ты открываешь рот и начинаешь дерзить. Хватит! Мы больше с этим не миримся. Разговор окончен!
Я сердито иду к ней в комнату, открываю дверь. Она стоит со слезами на глазах, спиной к шкафу.
— Говорю тебе здесь и сейчас: разговор окончен! Знаешь, что было бы со мной, если бы я осмелилась так разговаривать с матерью или отцом? Лучше тебе не знать. Давно пора тебе понять, что я тоже человек и заслуживаю элементарного уважения, как любой человек. И если ты не понимаешь этого сама, то придется усваивать это через боль.
Если ребенок не находит поддержки дома, он найдет ее у друзей. Источник
Она просто умирает от желания сказать что-нибудь гораздо хуже, чем «заткнись», но только кричит:
— Хватит, мама, хватит! Прекрати!
Я возвращаюсь на кухню, бормоча:
— «Хватит», ишь ты… Где ты была, когда я хотела, чтобы ты прекратила?
Мяч снова у нее. В комнате тихо. Она разговаривает по телефону. К ужину не выходит, со мной не разговаривает, наказание принимает без слов. Конечно, я жду извинений.
Вечером ее отец тоже делится с ней своими мыслями по этому поводу, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Да, мы победили: мы уже нарастили броню. Спустя две недели происходит следующая ссора. Она уже усвоила, что причинить кому-то боль в ходе конфликта вполне возможно, она научилась мстить, бороться, освоила язык силы.
Теперь, когда она не приходит домой вовремя, а я звоню, звоню и звоню, она мстит. Она позволяет автоответчику ответить, включает режим полета. Она знает, какими будут последствия, но выбирает себе друзей, которые не причинят ей боли, выбирает мимолетное развлечение, чтобы не думать о том, что ждет ее дома.
Дверь № 2. Выход
Она говорит: «Заткнись», и я вижу, что она сама испугалась. Я широко открываю глаза, бросаю на нее потрясенный взгляд, делаю изумленную паузу и, возможно, добавляю: «Ого, ты, должно быть, очень сердита, раз позволила себе произнести это слово».
Я поворачиваюсь к ней спиной и иду на кухню. Я положила конец обмену ударами, которого она ожидала. Я раздражаю ее, расстраиваю, но не собираюсь поднимать мяч и бросать ей обратно. Граница, которую я должна установить здесь, — мое достоинство, и я предпочитаю оставить мяч на полу и перестать перекидываться им, тем самым завершив дискуссию в ту же секунду и сигнализируя, что это слово было неуместным.
Она идет за мной, теперь уже повышает голос, и я говорю:
— Эй, эй, перестань сейчас же! Но она в ударе, продолжает объясняться, я снова ее останавливаю, смотрю ей в глаза.
— Это ненормально, ненормально, — говорю я и смотрю на нее с искренней обидой, а не с неконтролируемой яростью. — Я считаю дискуссию оконченной, прямо сейчас. Я иду на кухню. Если хочешь продолжить спор в уважительной манере, буду рада. Но если продолжишь в том же духе — я ухожу. — Я поворачиваюсь к ней спиной и иду на кухню с колотящимся сердцем.
— Мама, хватит! — Она идет за мной.
— Когда ты говоришь «хватит», это означает, что ты собираешься извиниться? — спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы мы перестали ругаться?
— Нет! — Она продолжает настаивать на своем. — Я хочу объяснить, почему разозлилась. Ты меня очень сильно разозлила.
— Дорогая, я готова послушать, почему ты злишься и обижаешься, я даже готова согласиться, что ты права, а я виновата, но я не позволю тебе так со мной разговаривать. Я понимаю, что ты сердишься и что твои эмоции выплескиваются, понимаю, почему это выливается на меня, но, когда мне больно, мне нужен воздух. Дай мне несколько минут, чтобы успокоиться, и мы можем вернуться к обсуждению. Но без подобных слов, ладно?
Мы можем выбирать — быть взрослыми или вести себя, как дети. Источник
На самом деле я не спрашиваю у нее разрешения. Я говорю ей, что, как только она перейдет черту, нарушит правила игры, я перестану играть, положу мяч и уйду с поля.
Она бормочет: «Боже!» — и идет в свою комнату. Через пять минут появляется снова, но теперь все изменилось. Она дарит мне виноватую улыбку. Я не возвращаюсь к чтению нотаций по поводу инцидента, не говорю о том, что мне больно, продолжаю с ней дискуссию и в конце благодарю ее за то, что она вернулась более сдержанной, даже если я иногда ее раздражаю.
Я даже извиняюсь за то, что довела ее до крайней злости, и добавляю: часто я знаю, чем все закончится, но должна так поступить, поскольку очень забочусь о ней. А иногда она не возвращается. Тогда пять или десять минут спустя я стучу в ее дверь.
— Милая, ты уже успокоилась? Хочешь закончить разговор?
— Это уже не имеет значения.
— Могу я кое-что тебе сказать?
— Ладно.
— Я люблю тебя, и знаю тебя, и знаю, что ты не дерзкий ребенок. Я знаю, что ты уважаешь меня, и отца, и взрослых в целом. Я знаю это, потому что вырастила тебя и горжусь тобой настолько, насколько это возможно. В твоем возрасте я бы не осмелилась так разговаривать с мамой, но ты не поверишь, какие ужасные вещи я о ней думала.
Она заинтересовалась:
— Например?
— Неважно. Проклятия, которые я произносила в своих мыслях, были намного хуже, чем «заткнись».
Она смеется.
Истинное уважение — то, что, по их мнению, мы испытываем к себе, и в неменьшей степени то, которое испытываем к ним, даже когда у них бушуют гормоны, они в ярости, расстроены, не правы, когда с ними сложно, когда они сами себя не уважают.
Да, подростки наглые. Они выглядят наглыми, ведут себя нагло и дерзят. Вопрос в том, предпочтем ли мы быть ответственными взрослыми в этой истории, теми, кто проявляет уважение к себе, — или позволим этой дерзости подчинить нас себе, выразить боль, гнев и другие эмоции, не имеющие абсолютно ничего общего с уважением.
По материалам книги «И вдруг они — подростки».
