«Музыка крыльев» — поэтичная книга о первозданной музыке и единении с миром в блестящем переводе Ольги Варшавер. Автор Дэвид Алмонд — современный классик, лауреат премии Андерсена и обладатель медали Карнеги.
Городская девочка, отважная бунтарка Сильвия, приезжает на север Англии, в деревню, и всё вокруг кажется ей чужим и враждебным, а вересковые пустоши и бескрайнее пустое небо навевают тоску. Она стремится обратно в Ньюкасл — туда, где работает телефон, где её ждут друзья. Всё меняется в одночасье, когда она знакомится с юношей по имени Габриель… Они бродят вместе по холмам и лесам, и Сильвия смотрит на природу совсем новыми глазами. Оказывается, прошлое повсюду — и прямо под ногами, и глубоко внутри человека. Сильвия ощущает себя частью природы, наполняется её могучей силой и возвращается в город, готовая не просто выживать в современном мире, а менять его, делать лучше и совершеннее. Публикуем две главы из книги.
«Ещё один зверёныш на мою голову»
Папа над мамой всегда подшучивал: дитя леса, дикарка, оленёнок, лиса — как он её только ни называл.
— А может, ты медвежонок? — говорил он. — Ведь, когда ты была маленькой, в вашей северной глуши водились медведи?
— Да! — отвечала мама. — И волки водились, и антилопы.
В раннем детстве Сильвия всему этому верила. Она хихикала и улыбалась, когда папа
приподнимал ей пальцем подбородок и заглядывал в глаза.
— Ещё один зверёныш на мою голову, — говорил он. — Дикое дитя дикой мамаши. Вижу разом и лисичку, и орлёнка. Похоже, я в этом доме единственный человек, носитель цивилизации.
По правде говоря, мама в этих краях прожила совсем недолго, неполный год. Изначально деревню выстроили, когда возрождали здешние леса. Дед Сильвии, мамин отец, работал в лесничестве: деревья сажали, выращивали, при необходимости прореживали, и теперь за околицей темнел один из самых больших лесов Нортумберленда. Но наступили иные времена. На смену людям пришла техника. Лесников поувольняли, и они — вместе с семьями — устремились в другие края, в новую жизнь. Дед открыл кондитерскую на Хитон-роуд. Сюда он так и не вернулся, до самой смерти.
Мама сюда тоже ни разу не приезжала. Только теперь решила ненадолго сбежать из города, заняться живописью. И дочь с собой прихватила.
Сильвия плотнее запахнула воротник. Связи нет. А Максин с Франческой сегодня вечером идут на джаз в клуб «Лайв». Там Микки на барабанах. Его первый настоящий концерт.
Вокруг что-то шуршало, топотало, царапалось. В траве плакал ветер. Зря она, конечно, не надела ботинки. Мама купила и привезла их сюда специально для прогулок. Её голубые кеды потемнели и начали чавкать и хлюпать при каждом шаге. Везде вода: поблёскивает в лужицах на тропинке, струится-искрится в ручьях, что стекают с холмов. Поднявшись выше, она увидела вдали плоскую тёмную поверхность Килдерского озера. К его берегам подступал тёмный густой лес.
Сзади шаги.
Опять этот мальчишка. Колин. Он запыхался. Видно, быстро шёл.
— Смотри, чего покажу! — сказал он.
Она хмыкнула.
— Не хочешь? — удивился он. — Смотри! Он протянул руку, сорвал травинку, оторвал
от неё кусочек, зажал между пальцами, поднёс к губам. И дунул.
Полусвист-полускрежет. Что ж ещё? Все мелкие так делают. Они с Максин тоже забавлялись в детстве.
— Слышишь? — сказал он. Она промолчала.
— Хочешь попробовать? Она промолчала.
— Меня брат научил.
На языке вертелось: Иди отсюда.
— Слушай ещё, — велел Колин.
Он снова дунул: запрокинул голову и выдал
звук подлиннее и погромче, с переливами. А потом указал куда-то в пустоту.
— Слышишь? — спросил он. — Слышишь? — Что надо слышать?
— Они отвечают.
— Кто?
— Птицы. Когда я это делаю, птицы в ответ подают голос. Вот это кроншнеп кричит.
— Да они всё время кричат.
— Не всё. Вот этого слышишь? Обычно он молчит, но мне всегда отвечает. Музыка тут творит чудеса.
— Понятно, — сказала она со вздохом.
— Так мой брат говорит. Он всех может заставить петь. У него и лисы поют, и барсуки, и олени. Тебе сколько лет?
— Что?
— Тебе примерно пятнадцать, да? И ему тоже. А мне всего девять. Я хожу в школу в Хексхэме. А он вообще в школу не ходит.
— И почему ты не в школе?
— Живот болит. И вообще, от школы тупеют. Сама знаешь.
— Да ну?
— Точняк. Там людям мусором голову набивают. Старьём и гнильём. А ты, небось, туда ходишь?
— Хожу.
— Беда мне с тобой. — Он снова свистнул через травинку. — Этому, небось, в школе не учат. Она чуть не застонала вслух. Ну что взять
с ребёнка?
— Брат говорит: если научиться здорово свистеть, можно позвать любого зверя. Вмиг прибежит.
Она удивилась.
— Волшебная травинка?
— Не только травинка. Тут много волшебного. Он снова дунул.
Птицы пели, ветер плакал…
А далеко-далеко над холмами снова пронёсся самолёт. Мгновенно и бесшумно.
— Брат говорит, что можно и призраков в лесу увидеть, и мёртвых из-под земли вызвать. Если умеючи.
Она покачала головой. С какой стати она вообще с ним разговаривает?
— Колин, отвяжись, — процедила она. — И где он на этот раз?
— Кто «он»?
— Папка твой. Он же по всему миру шляется, фотки делает, да?
— Не твоя забота.
— Но где-то же твой папка есть? Не испарился пока?
Она молча буравила Колина взглядом. — Боишься, что его убьют?
Она покачала головой. Закрыла глаза. — Не боись. Не убьют.
Когда она снова открыла глаза, он уже спускался с холма к деревне, размахивая руками, словно в танце. Или в полёте. Копна светлых волос посверкивала на солнце.
Она долго смотрела ему вслед.
Потом тряхнула головой: надо же, в братья навязывается! Она никогда не хотела иметь брата. Ну, сестру — ещё куда ни шло. С сестрой, наверно, можно ужиться. На самом деле ей и одной хорошо. В детстве-то она порой мечтала о сестричке. Чтобы она появилась — откуда ни возьмись, прямо как Колин, — взяла её за руку и сказала: «А давай ты будешь моей сестрой?» И они вдвоём, рука в руке, пойдут гулять в Хитон-парк.
Она всё это вспомнила и засмеялась. Дети… они и есть дети. Что с них взять?
Она пошла дальше. Вверх.
«Кроншнеп отозвался мгновенно»
Нет связи. Проклятье. Хотя… клин, что ли, на ней сошёлся, на этой дурацкой связи? Как она вообще устроена? Как голос Максин попадает в телефон, когда связь есть? Её голос что — витает в воздухе? Словно пение птиц или вой ветра? А потом втискивается в коробочку под названием «телефон»? Микки однажды сказал, что телефон похож на волшебную палочку. Взмах — и голос уже внутри. Взмах — и эсэмэска вылетела из него, точно птица.
Да, в сущности, волшебство. Но неужели на это способен только телефон? А ухо может поработать волшебной палочкой? А голова? Её ухо и её голова? Она закрыла глаза, наклонила голову, прислушалась.
— Максин, — прошептала она. — Я тебя зову. Максин, я хочу услышать твой голос.
Бре-е-ед.
Ещё неделя в этом захолустье, и крыша съедет напрочь.
Но она вслушивалась — снова и снова. Шептала, звала Максин — снова и снова. Вглядывалась в воздух и понимала, что увидеть воздух невозможно. Это пустое пространство.
Ну, разумеется, там не совсем пусто, там полно всякой всячины: ветер, свет, шум, а может, и эсэмэски, и…
— Ты точно свихнёшься, Сильвия, — сказала она вслух. — Причём очень скоро.
Она замерла, подняв руки над головой, растопырив пальцы в воздухе: сейчас она мачта, антенна, волшебная палочка.
— Приём! Приём! — повторяла она.
— Говори со мной, — шептала она. — Я тебя жду. Пожалуйста…
Воздух, казалось, вздрогнул. Раздался глухой грохот, похожий на отдалённый взрыв. Потом ещё один. Тишина. Она вгляделась в горизонт.
Ничего.
Всё. Ждать сигнала, надеяться на связь — дело зряшное.
Она вслушалась в пение птиц, в шелест травы. Глубоко вдохнула, выдохнула.
Улыбнулась.
— А теперь, Сильвия, — сказала она себе голосом Максин и с интонациями Максин, — успокойся. Подумай обо всём этом с другого боку.
— Ладно, — ответила она себе и Максин. — Попробую.
Она огляделась.
И нехотя согласилась: да, вокруг действительно очень красиво.
Сорвала травинку.
Зажала меж пальцев, дунула.
Кроншнеп отозвался мгновенно.
Она снова дунула.
Снова крик птицы.
— Спасибо, кроншнеп, — сказала она.
Она втянула в себя воздух, ещё немного полюбовалась на красоту и спустилась с холма.
По материалам книги «Музыка крыльев».
