«Кит на пляже» — новый подростковый роман известного словенского поэта, писателя, актера и режиссера Винко Мёдерндорфера о важности говорить, слушать и быть услышанным.
Ника — лучшая ученица в классе. Она бегло говорит по-французски, блистает на уроках испанского и немецкого, а еще играет на фортепиано, занимается йогой, лепкой и фехтованием. Но у нее есть один секрет. Она никогда не зовет друзей в гости и боится даже издалека показать им свой дом, а втайне мечтает сбежать от родных. Однажды секрет, который тяготит всю её семью, раскрывается…
Кит на пляже
Делимся главой из этой книги.
В классе, объятия, злобный взгляд, Абу-Грейб
Через некоторое время мы все уже в классе. Первый урок — математика. Все отчаянно списывают друг у друга. Математик у нас ужасно строгий. Если работа не сделана, получишь пару. Матевж бросается ко мне:
— Ника наверняка знает, — говорит он. Скоро все собираются вокруг моей парты.
— Вот это… скажи… как вот тут… Ника, напиши… Как-как? — галдят все, перебивая друг друга. Я склоняюсь над тетрадками и начинаю решать задачи. Понятия не имею, почему они ничего не понимают! Они переписывают, а я решаю дальше. Петра протягивает мне тетрадь… Решаю её примеры… Потом — Горазду и Тине… Обстановка постепенно становится более спокойной. Пару никто не получит.
Вытаскиваю свои тетрадки. Думаю о Барбке. Думаю о себе. Мы дома постоянно разговариваем. Папа очень разговорчивый, хотя он учёный, а учёные вроде бы тихие и молчаливые. Мама тоже любит поговорить. Всё время меня расспрашивает. Мы разговариваем, но ничего друг другу не говорим. Да, вот в чём проблема. Из-за этого я бы тоже, может, сбежала из дома.
Кто-то стоит перед моей партой. Я слышу, что в классе стало тихо. Поднимаю взгляд. Это Алекс. Встаю. Вокруг носа у него всё тёмное. Глаз тоже заплыл. На носу прилеплен пластырь. Не знаю, улыбнуться ли, — вид у него и правда смешной, как будто над ним поработал абсолютно пьяный гримёр, — или лучше сохранить серьёзный вид. Алекс смотрит на меня. Опять эти глаза… На этот раз он похож на какое-то другое животное… Может быть, на только что родившегося слонёнка. Или на осиротевшего медвежонка.
— Спасибо, — говорит он, — за вчерашнее.
И обнимает меня. Реально обнимает. Прижимает к себе. Перед всем классом. От него пахнет, но не парфюмом. Не лимоном и тухлыми фиалками, а Алексом. Я слышу, как класс замирает в молчании.
— Это у нас что такое? Сейчас же вроде математика, а не сексуальное просвещение. — Это математик. Такой у него юмор. Остроумно, как на похоронах. Мы уже привыкли.
— Эй, — говорит он, — тетрадки на парты, чтобы я видел, кто правильно решил домашнее задание.
Алекс наконец выпускает меня из объятий и бредёт к своей парте в самом дальнем ряду класса. Когда я сажусь, я вижу, что Петра злобно — очень-очень злобно — на меня смотрит. Как змея. Жуткий взгляд.
Математик просмотрел домашние задания.
Двойка досталась только Алексу, который ничего не сделал и слишком поздно пришёл, чтобы списать. У остальных задание было, причём правильно решённое.
— Невероятно! — восклицает учитель. Ему я ещё не придумала прозвища. Некоторым очень сложно придумать. Бывают люди такие бесцветные, что их просто никак не назовёшь. А прозвище отражает какое-то личное качество, сущность человека. А у нашего математика никакой сущности нет. Его сущность — математика. Ну и, конечно, плоские шутки. Может, его дурацкие остроты и могут дать какой-нибудь материал для прозвища. Посмотрим.
— Петра, к доске! — говорит он. — Ещё раз решишь задачу.
Петра медленно вылезает из-за парты, как будто собралась к зубному.
— Побыстрее, побыстрее, — подгоняет её учитель, — ты же можешь, я уверен. На рандеву-то наверняка аж бегом бежишь. — И смеётся. Очередное плоское замечание. И слова-то какие, а. «Рандеву». Уже и старушки таких слов не употребляют. Ископаемое.
Петра добрела-таки до доски. И стоит там. Молчит и вообще не двигается. Смотрит на цифры на доске, и всё.
— Как это так? — раздражённо говорит учитель. — Дома знала, а в школе не знаешь? — Петра молчит. Профессор продолжает её допрашивать: — У кого списала? Если скажешь, у кого списала, обойдёшься без единицы.
Я вскакиваю.
— Господин учитель, так нельзя! Это настоящее насилие. Педагог не может себе такого позволять. Мы не в Абу-Грейбе! — говорю я и чувствую, что моё лицо заливает красный цвет. Мне очень нравится бороться за честь и правду.
— Что? — говорит учитель. — Мы не где?
— В Абу-Грейбе, возле Багдада, где американские военные издевались над пленными. Вы что, не видели в интернете? Не следите за новостями? В интернете этого полно. Такое насилие незаконно. — Я бы продолжала, если бы меня не перебили.
— Садись! Садитесь обе. Не буду ставить единицу или двойку, но не из-за Абу-Грейба, а потому, что некогда мне возиться с глупостями. Откройте рабочую тетрадь на странице тридцать.
И оставил нас в покое. До конца урока.
Я взглянула на Петру. Она тоже на меня смотрела. По-прежнему злобно. Что я её избавила от двойки — не помогло. По-прежнему смотрит как serpens, змея, из класса пресмыкающихся, reptilia.
По материалам книги «Кит на пляже»