Ребенок устроил истерику в магазине из-за некупленной машинки? Не желает одеваться, когда вы очень торопитесь? Не хочет уходить с детской площадки и заявляет об этом всему миру? В такие моменты родителям непросто сохранять самообладание, но именно во время кризиса мы можем научить наших детей справляться с эмоциями и развить их эмоциональный интеллект.
Вот несколько острых ситуаций и примеров выхода из них. С ними сталкивается каждый родитель.
Я хочу зебру! Сейчас!
Джон Готтман, автор бестселлера «Эмоциональный интеллект ребенка» (книга вышла в формате покетбука), рассказывает такую историю, которая произошла с ним и его двухлетней дочерью.
Я помню тот день, когда воочию увидел, как может работать эмоциональное воспитание. В то время моей дочери Мории было два года, и мы возвращались на самолете домой от родственников. Мории было скучно, она устала, капризничала и попросила дать ей зебру — любимую игрушку, с помощью которой она себя успокаивала. К сожалению, мы по рассеянности упаковали эту уже потрепанную любимицу в чемодан и сдали в багаж.
— Мне очень жаль, дорогая, но мы не можем взять зебру прямо сейчас. Она в большом чемодане в другой части самолета, — объяснил я.
— Я хочу зебру, — начала ныть Мория.
— Знаю, милая. Но зебры здесь нет. Она в багажном отделении в нижней части самолета, и папа не сможет ее достать, пока мы не выйдем из самолета. Прости.
— Я хочу зебру! Хочу зебру! — снова заныла она.
Затем Мория начала плакать, крутиться на своем сидении и тянуться к сумке со снеками.
— Я знаю, ты хочешь зебру, — сказал я, чувствуя, как у меня повышается давление. — Но она не в этой сумке. Ее здесь нет, и я не могу ничего с этим поделать. Почему бы нам не почитать об Эрни. — И я начал шарить в поисках одной из ее любимых книг с картинками.
— Не Эрни! — сердито завопила она. — Я хочу зебру. Я хочу ее сейчас!
Иллюстрация здесь и далее из книги «Знакомься, это ты!»
К этому моменту на меня стали оглядываться пассажиры, стюардессы и моя жена, сидевшая через проход. Их взгляды говорили: «Сделайте что-нибудь». Я посмотрел на красное от гнева лицо Мории и представил себе, какое разочарование она должна испытывать. Разве я не понимаю, как ей сейчас нужна зебра? Я плохо себя чувствовал. И вдруг меня осенило: я не мог дать ей зебру, но мог предложить ей лучшую вещь — утешение ее отца.
— Тебе хочется, чтобы зебра была с тобой, — сказал я ей.
— Да, — сказала она печально. — И ты злишься, потому что мы не можем тебе ее достать.
— Да.
— То есть ты хочешь иметь зебру прямо сейчас, — повторил я, и она уставилась на меня с любопытством, почти удивленно.
— Да, — пробормотала она. — Я хочу ее сейчас.
— Сейчас ты устала, и если бы ощутила запах зебры и могла бы ее обнять, то тебе стало бы значительно лучше. Мне бы хотелось, чтобы зебра была здесь и чтобы ты могла ее держать. Я даже хочу, чтобы мы могли встать со своих мест и найти большую, мягкую кровать со множеством твоих животных и подушек, где мы могли бы поваляться.
— Да, — согласилась она.
— Мы не можем получить зебру, потому что она в другой части самолета, — сказал я. — И это вызывает у тебя разочарование.
— Да, — сказала она со вздохом.
— Мне очень жаль , — сказал я, наблюдая, как с ее лица сходит напряжение.
Она положила голову на спинку своего сидения и еще несколько раз тихо пожаловалась, но стала значительно спокойнее. Через несколько минут она заснула. Мории было всего два года, но она четко знала, чего хочет: свою зебру. Когда дочка начала понимать, что получить игрушку не удастся, ее не интересовали мои извинения, мои аргументы или отвлечение внимания. Другое дело — мое признание.
Перед вами 5 шагов, которые стоит сделать в острых ситуациях. Вам нужно:
1. понять эмоцию ребенка
2. отнестись к эмоции как к возможности для сближения и обучения
3. сочувственно выслушать ребенка и подтвердить обоснованность его чувств
4. помочь ребенку правильно назвать свои эмоции
5. обозначить пределы переживаний, одновременно помогая решить проблему
Я хочу, чтобы сестра была ко мне добрее!
Джин, чувствительная и беспокойная мама, уже давно переживала из-за «мрачного настроения» своего сына Эндрю. Ее волновало то, что девятилетний Эндрю склонен «играть роль жертвы», и то, как это влияет на его отношения с другими людьми. Поэтому Джин решила, что при кратком обсуждении спора Эндрю со старшей сестрой заставит его взять на себя больше личной ответственности за поддержание хороших отношений.
— В чем дело, дорогой? — начала она.
— Ты выглядишь немного грустным.
— Просто я хочу, чтобы сестра была ко мне добрее , — ответил Эндрю.
— А сам ты всегда бываешь к ней добр? — возразила Джин.
Теперь представьте, что Эндрю почувствовал, услышав этот вопрос. Мама вроде бы интересовалась тем, как он себя чувствует, но, как только он открылся, ответила критикой. Конечно, это критика с благими намерениями и очень мягкая, но тем не менее она остается критикой.
А теперь подумайте, что испытал бы Эндрю, если бы Джин сказала: «Теперь понятно, почему ты так себя чувствуешь несколько дней». Слова Джин показали бы Эндрю, что мама сосредоточена на его печали, что она помогает ему разобраться в его чувствах к сестре и придумать решение. Вместо этого Джин взвалила вину на плечи Эндрю, то есть сделала шаг, который заставит его обороняться и не признавать свою роль в размолвке.
Родителям стоит начинать разговор не с обсуждения проступка, а сначала поговорить с ребенком о чувствах, лежащих в основе его недостойного поведения. Для того чтобы выяснить, какие эмоции лежали в основе поступка, лучше не задавать вопрос «Почему ты это сделал?» Он звучит как обвинение или критика, и ребенок скорее уйдет в оборону, чем даст вам полезную информацию.
Вместо этого заинтересованно спросите у ребенка, как он себя чувствовал, когда совершал свой поступок. Конечно, сталкиваясь с плохим поведением, непросто игнорировать свою программу, особенно если проповедь так и вертится на языке. Но морализаторство без обращения к чувству, лежащему в основе поступка, чаще всего бывает неэффективным. Это все равно что положить холодный компресс на воспаленную рану. Без лечения инфекции вы только вызовете лихорадку.
Не хочу в детский сад!
Диана: Надевай куртку, Джошуа. Пора идти.
Джошуа: Нет! Я не хочу идти в детский сад.
Диана: Не хочешь идти? Почему?
Джошуа: Потому что я хочу остаться здесь, с тобой.
Диана: Хочешь остаться?
Джошуа: Да, я хочу остаться дома.
Диана: Кажется, я знаю, что ты чувствуешь. Иногда по утрам мне тоже хочется, чтобы мы с тобой забрались в кресло и вместе посмотрели книжки, а не бросались к двери. Но знаешь что? Я дала обещание людям на работе, что приду точно в 0 9:00, и я не могу нарушить обещание.
Джошуа (начиная плакать): Почему не можешь? Это несправедливо. Я не хочу идти.
Диана: Иди сюда, Джош. (Сажает его на колени.) Прости, дорогой, но мы не можем остаться дома. Я понимаю, ты чувствуешь себя расстроенным?
Джошуа (кивает): Да.
Диана: И тебе грустно?
Джошуа: Да.
Диана: Мне тоже немного грустно. (Она позволяет ему некоторое время поплакать, сидя у нее на руках.) Я знаю, что мы можем сделать. Давай думать о дне, когда нам не нужно будет идти ни на работу, ни в детский сад. Мы сможем провести вместе целый день. Можешь придумать что-нибудь особенное, что бы ты хотел сделать?
Джошуа: Есть блины и смотреть мультики?
Диана: Да, это было бы здорово. Что-нибудь еще?
Джошуа: А мы сможем взять мой грузовик в парк?
Диана: Наверное, да.
Джошуа: И мы сможем взять с собой Кайла?
Диана: Может быть. Мы должны спросить его маму. Но сейчас настало время идти на работу, хорошо?
Джошуа: Хорошо.
На первый взгляд, эмоциональный воспитатель может показаться отвергающим родителем, потому что он отвлекает Джошуа от мысли остаться дома. Но между ними есть существенная разница. Как эмоциональный воспитатель, Диана признала печаль сына, помогла ему назвать свою эмоцию, позволила ее прочувствовать и находилась рядом, пока он плакал. Она не пыталась отвлечь его внимание от своих чувств. Она не ругала его за печаль. Она позволила ему понять, что уважает его чувства и думает, что его желание обоснованно.
В отличие от невмешивающейся матери эмоциональный воспитатель устанавливает границы капризов ребенка. Диана потратила несколько дополнительных минут, чтобы справиться с чувствами Джошуа, но дала ему понять, что не собирается опаздывать на работу и нарушать свое обещание коллегам. Джошуа был разочарован, и Диана разделила с ним это ощущение.
Тем самым она дала Джошуа возможность узнать, прочувствовать и принять эмоцию, а затем показала, что можно выйти за рамки своей печали, подождать и получить удовольствие на следующий день. Этот ответ является частью процесса эмоционального воспитания.
Через 15 минут выходим
В книге «Знакомься, это ты!» Виктория Шиманская предлагает примеры острых ситуаций, которые происходят с девочкой Эмми и показывает, как можно их разрешить, используя эмоциональное воспитание.
— Эмми, солнышко, через пятнадцать минут выходим! Собирайся! — позвала мама из коридора.
Ох, уже через пятнадцать минут. Эмми терпеть не может ездить к хирургу-ортопеду. Вот бы остановить время, чтобы как можно дольше не оказываться в его противном кабинете! Эмми начала двигаться как в замедленном кино. Занесла ногу над полом, застыла и не спеша её опустила. В такой же манере сделала ещё два шага. Стрелки на часах как будто замерли… Неужели получилось замедлить не только себя, но и время?
— Эмми, ты идёшь? — донёсся из коридора голос мамы.
— И-и-иду-у-у, — медленно ответила Эмми. Мама заглянула в комнату.
— Идёшь?
— К шкафу иду, — проговорила Эмми и начала делать следующий шаг.
— Да ты что?! — Мама распахнула дверцы шкафа и принялась быстро доставать всё необходимое. — Нам же ко времени ехать, мы опаздываем!
Эмми пришлось подойти к маме и начать одеваться. Но всё равно она старалась двигаться как можно медленнее, и встреча с врачом как будто отодвигалась от неё всё дальше и дальше…
— Эмми, что происходит? — вдруг взорвалась мама. — Ты за пять минут даже не обулась. Ты нарочно это делаешь? Придумала, как ещё меня позлить? Нам же через весь город ехать!
Эмми медленно завязывала шнурки. Она видела, как мама огромными от удивления глазами следит за каждым её движением: вот пальцы не спеша берут кончик шнурка, делают петлю… ещё одну… Мама тяжело дышала, постукивала каблуком в пол и постоянно смотрела на экран телефона.
Наконец они вышли из дома. Эмми старалась хоть как-то замедлять время, но мама изо всех сил тянула её за руку и почти бежала к автобусной остановке. Эмми представляла, что они с мамой как две волны — одна замедляет время, другая ускоряет.
«Значит, надо не дать маме ускориться до невозможности!» — решила Эмми и всем весом повисла на маминой руке.
В итоге они опоздали. Входная дверь — бум-м! Замок — щёлк, щёлк. Мама — цок, цок, дверью хлоп. Очень рассердилась, наверное.
Эмми пошла в свою комнату уже обычным шагом. Это что же получается, она победила? Стала повелителем времени? Тогда почему ей совсем не радостно? Эмми зашла в мамину в комнату и нерешительно встала на пороге. Мама подошла и обняла её.
— Солнышко, скажи мне, почему ты двигалась так странно? — ласково спросила мама.
— Я хотела стать повелителем времени.
— Но ведь ты понимала, что нам надо к врачу.
— Да, мам, но я ненавижу, когда мы к нему ходим. Он всё время говорит, что я не в порядке, и грозится прописать мне неудобную обувь для больных детей. Мама и Эмми немного помолчали.
— Ну что ж, тебе в конце концов удалось остановить время. Мы опоздали к врачу, поэтому теперь до семи вечера свободны. Давай никуда не будем спешить сегодня. Посидим обнявшись. Если уж оставаться в моменте, то лучше в таком, когда мы с тобой не ссоримся.
— Это точно! — рассмеялась Эмми. — Но я уже не хочу быть повелителем времени, ведь ты от этого огорчаешься. А я не хочу тебя огорчать.
— Тогда давай договоримся: чтобы повелевать временем, нужно выбирать правильный момент. Такой, когда мы действительно никуда не спешим. И ещё важно делать так, чтобы наши хитрости со временем никого не расстраивали. Ну как, идёт?
— Идёт, — радостно согласилась Эмми.
— Тогда я сейчас останавливаю время и мы с тобой будем обниматься целых десять… нет, лучше двадцать минут! Мама и Эмми сидели обнявшись, а стрелки часов старались двигаться не слишком быстро, чтобы им не мешать.
Веди себя нормально!
Эмми шла с мамой через площадь, вымощенную большими квадратными плитами. Ей нравилось представлять, что плиты — это острова между мирами. На какие-то острова наступать ни в коем случае нельзя, застрянешь в них навсегда, а на какие-то — пожалуйста, прыгай сколько хочешь. И вдруг…
— Эмми, сколько можно: не дёргайся, когда идёшь по улице, и не вози ногой по тротуару.
— Почему?
— Эмми ещё не успела остановиться и перепрыгнула через «опасную» плитку.
— Перестань скакать, кому говорю.
— Но почему, мам? Ты не ответила.
— Просто потому, что так делать нельзя!
Иллюстрация здесь и далее из книги «Знакомься, это ты!»
Эмми остановилась.
— Нет, объясни, пожалуйста, почему нельзя играть, что плитки — это острова?
— Слушай, Эмми, не валяй дурака, мы опаздываем. Если ты не понимаешь элементарных вещей, разве я виновата?
Домой Эмми вернулась ужасно злая.
— Почему взрослые никогда ничего не объясняют? Просто говорят: делай так, а так не делай, стой ровно, сиди прямо, ешь, не ешь, быстрее, медленнее… Я спрашиваю почему, а они только повторяют: потому что так надо или так принято. А если спросишь, почему надо, начинают ругаться.
Люди повторяют одно и то же без объяснений в двух случаях: когда у них нет времени разбираться и когда у них нет готового ответа. Иногда родители не понимают, как важно объяснять, поэтому повторяют одно и то же или начинают повышать голос.
По материалам книг «Эмоциональный интеллект ребенка» (книга вышла в формате покетбука), «Воспитание сердцем» и «Знакомься, это ты!».
Обложка статьи: unsplash.com
