В странном городе очнулась девушка. Она не помнит ни своего имени, ни того, как тут оказалась, ничего… Неожиданно на помощь ей приходит парень Алекс — он тоже ничего не помнит, но находится тут давно, поэтому знает об особенностях пугающего города. Девушке придется вспомнить все о себе до захода солнца, иначе тьма заберет ее…
Уже потом Дина — так зовут девушку — понимает, где побывала — в потустороннем мире, в который она провалилась «благодаря» коме. «Пока ты здесь» — книга, где сочетается фэнтези с реальной жизнью. Увлекательно, свежо и немного пугающе. Приводим отрывок из книги.
***
По пустому проспекту Энгельса, прямо по трамвайным путям, им навстречу медленно шел человек.
Издалека было не разглядеть, мужчина это или женщина, молодой или старый, но деревянная, неживая походка была заметна даже с такого расстояния.
— «Уходящий», — уверенно прокомментировал Алекс, не дожидаясь, пока человек приблизится.
— В смысле? — равнодушно спросила Дина.
Она так устала, что думать над значением его слов не было никакого желания. Гудели ноги, голова пухла от тревожных мыслей и обрывочных воспоминаний, которые никак не желали сложиться в то, что она приняла бы как незыблемое «я».
— Один из тех, кто ничего не вспомнит и к концу дня исчезнет во тьме. Там, на востоке. Не бойся, они безвредные.
Женщина — а это оказалась женщина средних лет, босая, в ярко-зеленом фланелевом халате — поравнялась с ними, но даже не повернула головы. Она механически переставляла ноги, глядя перед собой совершенно пустыми глазами. Ее лицо, бледное до синевы, помятое и обрюзгшее, абсолютно ничего не выражало.
— Ух, — выдохнула Дина, вспомнив сумасшедшего старика, и обернулась женщине вслед. — Они всегда такие?
— Нет. Некоторые даже разговаривают. Поначалу. Но ближе к вечеру становятся как зомби.
Некоторое время они шли молча.
— Слушай, Алекс, — Дина вдруг сообразила, о чем собиралась его спросить еще до того, как они вошли в школу, — а что ты делаешь в Озерках, если сказал, что живешь в центре?
— А, — Алекс насупился, — вчера был дурацкий день. И закончился он здесь. Я не успел бы вернуться обратно, заночевал у Доктора. Ночью здесь неуютно.
— В смысле день закончился?
Дина непонимающе потеребила замолчавшего спутника за рукав.
— Ну, я же говорил тебе, что день для каждого свой? Вот пока я с тобой, мой день будет длиться столько же, сколько и твой. А вчера… — Алекс помрачнел. — Вчера я ничем не успел помочь одному человеку. Он вспоминал слишком медленно, а солнце двигалось слишком быстро…
Девушка непроизвольно ускорила шаг, встревоженно посмотрев в блеклое небо. Солнце будто зацепилось за крышу одной из высоток и никуда не двигалось. До зенита было еще далеко, хотя, судя по ощущениям, оно должно было уже стоять там, прямо над их головами.
— Это здесь.
Алекс сверился с табличкой на стене и завернул за угол длинного кирпичного дома, во двор. Именно здесь Дина и очнулась на рассвете. Сейчас двор не показался ей таким пугающим, хотя тишина и пустота продолжали нервировать.
— Подожди, я отъеду…
Выдав дежурную фразу, папа протискивается в машину с водительской стороны. С пассажирской повторить такой трюк невозможно: до зеркала соседского «вольво» каких-то тридцать сантиметров, а двери у «паджеро» широкие. Так что Дина остается ждать, нетерпеливо притопывая.
Машин во дворе так много, что они жмутся друг к другу боками. Хозяева вынуждены ставить их максимально близко, чтобы не колесить по кварталу в поисках свободного местечка. Сегодня важный день, опаздывать совсем не годится. Они, как всегда, едут на соревнования первыми, мама появится уже к разминке. Улицы пусты, никаких пробок. Воскресенье, 06:30 утра.
Дина моргнула — стоянка была пуста. Ни соседского «вольво», ни серебристой «хондочки», ни красного малютки-«смарта», о котором она, кажется, мечтала. Двор без машин казался осиротевшим.
— Мой подъезд.
Дина замерла перед массивной железной дверью. Подняла голову так резко, что хрустнула шея. Все окна выглядели одинаково тусклыми. На седьмом этаже, в пустой квартире, притаились воспоминания. Ей отчаянно не хотелось туда идти. Было до одури, до тошноты страшно.
— На лестнице темно, как мы там пройдем? — нерешительно спросила она, пытаясь оттянуть неизбежное.
Алекс тоже посмотрел наверх, на незастекленные провалы балконов черной лестницы, уходившие до самой крыши.
— Мы побежим. На каждом этаже — балкон. Двери будем оставлять открытыми. По утрам оно еще медлительное, после полудня станет намного опаснее. Готова?
«Нет! — хотелось крикнуть Дине. — Не хочу!» Она не знала, что пугало больше: осколочные воспоминания или новая встреча с ужасом, сотканным из ледяного мрака. Почему нельзя оставить все как есть? Подождать: может быть, того, что она уже вспомнила, хватит, чтобы вернуться? А как же папа? Ведь она даже не смогла вспомнить его лица. Запах — вспомнила. Серую, в мелкую полоску рубашку — вспомнила. А лицо — нет. А мама? Ведь у нее была мама? В голове нашлось только слово. Пустое, знакомое по смыслу, но ничего не содержавшее внутри. И еще одно, мучительное и непонятное: что такого ужасного она могла натворить, раз так боялась идти в школу в своем первом воспоминании?
— Готова!
Дина решительно кивнула, преодолевая страх, словно барьер.
…Галоп у Гардемарина мягкий, ровный. Они прошли маршрут чисто, и Дина, переводя коня в рысь, оглядывается. Елена Ивановна поднимает планку. Что она ставит, Дине не видно, но сердце замирает: еще выше? Как? Ей и эти метр двадцать прыгать страшновато…
— Елена Ивановна, — робко блеет Дина, направляя Гардемарина к тренеру, — не высоко?
— Прошагни кружок, пока я не закончу, — отзывается Елена Ивановна (за глаза — Елена Прекрасная), словно и не расслышала вопроса. Она перекатывает жерди-подсказки, лежащие на земле перед барьером, и быстрым уверенным шагом направляется к следующему.
Дина нервно охлопывает горячую Гардемаринову шею. Конь фыркает, вытягивает ее на всю длину ослабленного повода и широко шагает вдоль стенки манежа.
Сто тридцать. Дина холодеет. Напрягается спина, начинают ныть сведенные страхом плечи.
— Чего скрючилась? — Тренер умудряется видеть даже затылком. — А ну, разожмись! Я на пять сантиметров всего подняла. Линейку представь. И где там эти сантиметры? Вы их даже не заметите.
Но Дине страшно. Она неуверенно набирает повод. Гардемарин чувствует эту неуверенность, топчется на подъеме в галоп, заходит на первый барьер неловко, снимается слишком близко, а навстречу уже несется второй… Дина не контролирует себя, не контролирует коня. Препятствие вырастает перед глазами, и кажется, что оно выше холки коня. Повал! Жерди с грохотом валятся за спиной, Гардемарин спотыкается на приземлении, Дина съезжает ему на холку, упираясь руками в шею. Конь — умница-конь — останавливается сам.
Лицо тренера ничего хорошего не сулит. Она смотрит, как Дина, пыхтя, заползает обратно в седло. Кровь прилила к лицу и шумит в ушах.
— Зачем коня сбила? Боишься? Слезай и отправляйся домой, крестиком вышивать! — рычит Елена Прекрасная.
— Нет! — бормочет себе под нос Дина сквозь закипающие слезы и упрямо мотает головой.
— А нет, тогда прыгай, как положено! — орет тренер во всю луженую глотку. — И нечего тут из себя недотрогу строить!
До скрипа стиснув зубы, Дина посылает Гардемарина вперед.
Темп галопа. Темп. Темп — прыжок! Пять темпов — еще один! Еще! Красно-белые, фиолетовые с желтым, бело-черные «березки» — жерди наплывают и остаются позади.
— Похвали коня, — устало и недовольно бурчит Елена Ивановна. — Чисто прошли. Отшагивайтесь.
Страх исчез, словно позорного момента и не было никогда. Дина улыбается во весь рот, готовая прыгнуть и сто сорок, но Елена уходит, сердито качая головой.
Осмысливать новые воспоминания было некогда. Дина рывком дернула дверь на себя и понеслась сквозь темноту наверх.
Из книги «Пока ты здесь»
