«Я думала: дети вырастут, перестанут есть песок, научатся сами одеваться, и все станет гораздо проще. Но все стало только сложнее», — вспоминает Зинаида Лобанова — журналист и мама двух дочерей-зумеров.
В новинке «Мама, я поела и в шапке» Зинаида рассказывает истории из жизни с двумя девочками-подростками. Непростые родительские будни соло-мамы, попытки понять, помочь и найти баланс между свободой и контролем. А еще смех сквозь слезы и невероятный поддерживающий вайб.
В каких-то ситуациях вы, возможно, узнаете себя и улыбнетесь. А еще найдете здесь тепло и поддержку, ощущение надежды и легкую нотку грусти. Предлагаем прочитать три истории из книги прямо сейчас.
Бумажная книга Электронная книга
Проклятие резинок для волос
Утренние сборы в школу я возвела в систему военного построения. Все действия последовательны, все движения выверены. Даже утренние прически.
Точнее так: особенно утренние прически.
У Розы длинные и густые волосы. Каждое утро я расчесываю их и заплетаю, каждое следующее утро появляется свалявшийся собачий колтун. Как это происходит? Загадка.
Я знаю с точностью до сантиметра, где должна сидеть Роза и куда встать мне, чтобы все прошло быстро. Поверьте, тут нет мелочей.
Я зачесываю волосы в хвост и крепко держу их левой рукой. Правой беру со стола резинку и начинаю закручивать ее вокруг основания хвоста. Вот эти две секунды — держать хвост и взять резинку — самые важные. Все надо сделать так быстро, чтобы хватка левой руки не ослабла. А для этого надо стоять возле стола.
На столе разложены резинки разных цветов. Роза придирчиво решает, какую она хочет именно сегодня.
Как-то я попыталась выбрать резинку накануне. Вечером твердо договорились, что будет розовая. Естественно, утром была выбрана голубая.
Почему же так важно правильно стоять и рассчитать траекторию до резинки? Потому что если вдруг левая рука ослабнет, то волосы вылезут и вдоль головы появятся «петухи»!
— Петух! Вот тут! Вот! — верещит Роза. — Как я пойду в школу с этим?!
Петухи — это проклятие утра. Если утро началось с них, то ждать от этого дня ничего хорошего уже не стоит. Примета столь же точная, как и то, что если вы воскресным вечером не делаете спешно домашнее задание, значит, от вас что-то утаивают.
Обычно старшие учат младших. Но тут было наоборот. У Нины волосы густые, тяжелые и гладкие. Они струятся вдоль спины, и Нина похожа на диснеевскую принцессу-русалочку. Собрать ее волосы в хвост всегда было легко: если вдруг появлялся какой-то хохолок, то я зачесывала его, и он смещался ближе к резинке. Чаще даже вообще ничего не делала, потому что Нине было ровным счетом все равно.
А вот у Розы волосы не только густые, но еще пышные и вьющиеся, и сделать гладкую прическу очень сложно. Но она хотела, чтобы было как у Нины, потому что «раз у нее так, то и я хочу».
И однажды я допустила ошибку. Вскользь брошенная фраза стоила мне потом нескольких лет утреннего кошмара. Я сказала:
— У Нины так же, просто ей не важно…
Я произнесла это, торопясь в школу, прыгая на одной ноге и намекая, что вот старшая сестрица-то нормальная, не парится по такой ерунде. Нина в тот момент молча надевала школьный пиджак, Роза придирчиво рассматривала в зеркале очередной хвост, а я даже не поняла, что катастрофа уже случилась и остановить ее невозможно.
Я как-то читала воспоминания тех, кто выжил во время смертоносного цунами. Очевидцы рассказывали, что за несколько часов до катаклизма океан «отошел» на сотни метров от суши. Туристы побежали смотреть на эту невидаль, а расторопные местные принялись собирать морских гадов, которые остались на обнаженном дне… А буквально через несколько часов на берег обрушились волны высотой в пятнадцать метров — с шестиэтажный дом! Этот «отход» и спокойствие океана были предвестниками катаклизма. Тогда погибло более двухсот тысяч человек.
Вот и я так же не смогла оценить повисшее молчание, когда Нина услышала, что сестре делают по-другому. Но время уже начало обратный отсчет — три, два, один, и…
— Я не пойду так! Переделай мне! — потребовала она и тут же, отрезая мне пути к отступлению, стащила резинки с хвоста.
Первая волна цунами ударилась о хлипкие постройки моей нервной системы.
— Нина, мы опаздываем!
— Ты же Розе делаешь нормально!
— Значит, идешь так, с распущенными.
— Любовь Анатольевна будет ругаться.
Это прозвучало как угроза. Классная руководительница и так постоянно писала мне, что Нина опаздывает в школу. И что ходит без формы. И уже пару раз — про то, что в школу следует приходить аккуратно заплетенной.
Выбор был невелик. Первый вариант: переделать хвост и получить замечание за опоздание. Второй: не делать ничего и получить замечание, что Нина с распущенными волосами, а так нельзя. И последнее из возможного: переделать хвост, гнать максимально быстро и получить штраф. Выиграть тут было невозможно. Вторая волна цунами сносила все.
Я решила не переделывать и получить замечание. Так и вышло.
С тех пор Нина смотрела на то, как я делаю хвосты, с внимательностью оперирующего хирурга. Она требовала идеально ровной головы. Она не могла позволить, чтобы что-то в ее внешности оказалось «не важно». Не было утра, когда бы я не вспомнила про то, с чего все началось. Иногда я переделывала хвосты по десять минут. Иногда меня срывало, я бралась за ножницы и орала, что все, сил моих больше нет, сейчас я вас подстригу!
Так что теперь утренние сборы были точно рассчитаны.
Слаймы и торговля
Наутро я надела самое уверенное выражение лица и посмотрела в зеркало. Там отражалась испуганная женщина, пытающаяся выглядеть решительно и нагло. Я подумала и решила добавить к этому каблуки. На каблуках я сразу выпрямила спину, раскрыла грудную клетку, а главное — сама себе стала казаться в них взрослой. Так и поехала к классной: решительная и высокая.
Совершенно удивительно, как двести метров по дорожке от машины могут превратить уверенную женщину в робкую инфантильную девочку лет четырнадцати, которая нацепила мамины каблуки, накрасилась и так пришла в школу.
Охранник позвонил по внутреннему телефону, позвал учительницу и отрезал мне пути к отступлению. Светлана Анатольевна вышла так быстро, словно только меня и ждала.
— Пойдемте в кабинет биологии, там нам никто не помешает.
Наверняка она говорила доброжелательно, но я сжалась еще больше.
Мы шли по коридору, двери некоторых классов были открыты, до меня доносилось вечное: «Берем двойные листочки, пишем с большой буквы: „Самостоятельная работа“…». Я повернула голову, мельком увидела доску, стол, учительницу. Учительница была молодой и симпатичной, на ногах белые кроссовки, как сейчас модно. Нина только что выцыганила себе похожие. Я тоже себе хотела такие, но денег катастрофически не хватало: постоянно было что-то более нужное, и я уже давно привыкла экономить на всем. Зачем тебе новые ботинки, если еще коньки не сносились?
Мы зашли в пустой класс, Светлана Анатольевна закрыла дверь, повернулась ко мне и доброжелательно указала на игрушки-слаймы — розовые с золотыми блестками. Желейно-трясущееся нечто пахло химической сладостью, этот аромат называется «бабл гам». Я взяла один из слаймов: он был приятным на ощупь, не лип к рукам и мягко перекатывался на ладони. Меня отпустило. Похоже, ничего серьезного не случилось, иначе на столе были бы не слаймы, а журнал и тетрадки с двойками. А так, наверное, Роза просто играла на уроке.
— Роза продавала слаймы в классе и сорвала урок, — сообщила мне Светлана Анатольевна, глядя, как я сжимаю в ладони розовое нечто с золотыми блестками.
— Что Роза делала? — для проверки слуха спросила я.
— Роза на перемене продавала слаймы по 150 рублей, а потом дети играли ими на уроке, ничего не слушали и отвлекали остальных.
Я молчала. В моих руках все еще был очень удобный, мягкий и розовый слайм. Я бы тоже хотела в него играть. Но мне надо было включить маму.
— Но Роза не виновата, что дети играли, — сказала я.
— Да. Но она наладила производство этих слаймов и продает их каждый день. У нее целая сеть в школе.
Я наконец отложила игрушку и уставилась на Светлану Анатольевну. Мы точно говорим о Розе? Вот об этой девочке девяти лет? Подпольное производство слаймов? Разветвленная сеть сбыта?
Я, насколько смогла, сделала трагическое лицо.
— Девочка! Торговала в школе!
— Ну она ведь сама сделала, не украла. Продавала свой труд, — мрачно заметила я.
Мы со Светланой Анатольевной уставились друг на друга. Я вздохнула и положила слайм на парту. Этот розовый глиттер с крупными блестками, на основе которого был сделан слайм, я отлично помнила — мы покупали его в Италии. За евро!
Глиттер стоил как моя сумка. На наш курс — пять тысяч. И если за сумку это недорого, то за какие-то блестяшки в банке — просто безумная цена. Я была готова отдать пятьсот рублей, но пять тысяч?!
— Мама, у нас такого нет, — авторитетно сказала Роза. — Он мне очень, очень нужен!
Роза постоянно что-то просила купить: станок для плетения из резиночек, укулеле (обязательно розового цвета). Как-то после долгих уговоров я заказала «формовку», чтобы готовить полезные батончики из мюсли, сухофруктов и меда. Стоит ли говорить, что агрегат был заброшен на дальнюю полку после первых двух попыток, а изюм и мед — быстро съедены без всяких батончиков?
Я подумала: пять тысяч! На какие-то блестки! Все это будет потом тонким слоем рассыпано по квартире.
Но розовый глиттер переливался на солнце и манил. В нем скрывались десятки разных оттенков. Он был воплощением всего девчачьего, чего не хватало в моем детстве. Если бы я в свои пять лет, в восьмидесятых, могла иметь такой глиттер, могла перемазаться им с ног до головы, то, может, вся моя жизнь вообще была бы другой.
И я купила его. Не для Розы. Для себя. Ну и что, что пять тысяч? Он был лучше, чем все Барби мира, которых я видела в детстве.
Мы притащили этот глиттер из Рима в Москву. Две тяжеленные коробки. И вот теперь он ярко переливается в слаймах на учительском столе. А блестки и правда классные, неудивительно, что Розкино творчество пользуется спросом.
— Я поговорю с ней. Она больше не будет торговать в школе, — пообещала я.
Дома Роза выслушала подробный пересказ и получила запрет на торговлю.
— Весь бизнес мне сломали! — расстроилась она.
А я подумала, что вообще она долго продержалась. Только сейчас, в третьем классе, вызвали. Я была готова и раньше.
— Мам, а если я буду продавать не в школе, мне ничего не будет?
Отступать Роза не привыкла.
Минздрав и мама предупреждают
Вечер наступил внезапно. Хлопнула входная дверь.
— Я дома! — Это Нина.
— Я на кухне. — Это я.
Словно ничего и не было. Демонстративная идиллия, хотя и я знаю, что она знает, и она знает, что я знаю.
— Я тут нашла записку…
— Да ты что?!
— Ой, мам… Очень смешно, ага.
— Ну, я старалась.
— Это не мои сигареты!
Я усмехнулась. Если бы Егор меня не предупредил, что Нина будет все отрицать, я бы купилась на это.
— Попытка засчитана, но я не верю.
— Ну правда. Это из девятого класса девочка попросила, ее мама за курение очень ругает.
— Нинуц, если бы я хотела постановки, то сходила бы в театр. Ну давай, заканчивай.
Стоим. Молчим. Слышно, как у соседей собака лает.
Опять никто не знает, что делать.
Вообще, я заметила, что быть мамой подростка — это чаще всего мысленно бегать кругами, как курица с отрубленной головой. Читаешь книги, смотришь кино, психологи, коучи, тьюторы. Вроде бы прокачалась во всем, правильно строишь «я-сообщения», стараешься не давить.
А потом — бах! — сигареты!
Кольцо в носу!
Туннель в ухе!
Татуировка на всю шею!
И ты мечешься, ищешь подход, пытаешься понять, как себя вести. А уже поздно.
Я стояла, смотрела на Нину, и вся правда воспитания открылась мне с легкостью сигаретной пачки.
Нет смысла орать. Наказывать. Отнимать. Требовать. Забирать. Все, что я могу еще сделать, — это объяснить последствия. Курение разрушает зубы. Секс без защиты ведет к болезням или беременности. Алкоголь в незнакомой компании может закончиться криминалом.
Молчание затянулось.
— В общем, сигареты я забирать не буду. А ты в ближайшие два дня нарисуешь нам с Розой стенгазету.
— Это как?
— На ватмане пишешь название: «О вреде курения». Или можешь что-то более оригинальное. И дальше цифры, факты, болезни. Распечатывать на принтере можно только картинки. Любой текст надо писать самой.
— Отлично.
Конечно, Нина произнесла это «отлично» с интонацией «да пошли вы все». Но я сделала вид, что не заметила. Ведь быть мамой подростка — это еще постоянно делать вид, что ты не замечаешь раскиданных по квартире вещей, недовольного лица, закатывания глаз, недружелюбного тона. Поэтому я миролюбиво сказала:
— Верю в тебя.
И ушла.
Плакат Нина сделала. Через весь лист ватмана горела надпись: «Курить вредно!» Минздрав и Нина предупреждали, что курение вызывает самые разные болезни. Плакат месяц висел в коридоре, а потом наступил Новый год, и я его убрала.
Увидев это высокохудожественное наглядное пособие, Роза очень удивилась.
— А зачем он нам нужен?
— Чтобы знать, что курить вредно.
— А что, у нас кто-то курит?
Роза иногда совершенно выпадала из семейных новостей.
— Нина, — сообщила я то, что Роза, как я думала, и так знала.
Курение Роза не одобряла.
— Спортсмены не курят!
А в шестнадцать лет не рано еще вдвоем ехать в Питер? — Источник.
Мы с Ниной и ее первым взрослым по гимнастике промолчали.
…Я все ждала, что потом, спустя несколько лет, Роза тоже пойдет по этой дорожке: попробует курить, будет прятать сигареты. Но сейчас ей шестнадцать, а она или хорошо скрывает, или и правда не курит.
Говорю Розе:
— У тебя же все курят в классе.
— Да, уже давно.
— А ты чего? Отстаешь?
— Куда мне? Я после трени прихожу и падаю. Куда еще курить?
Нина авторитетно хмыкнула:
— Я в шестнадцать уже бросала.
Было странное чувство, что именно эту фразу я уже где-то слышала, но не могла вспомнить где.
Через два часа, загружая спортивные вещи в стиралку, я вспомнила. Ее я слышала таким же поздним вечером от «бывалых», когда написала в группу пост с вопросом о курении. Тогда мне казалось, что я никогда не смогу спокойно воспринимать это. Не смогу смириться. Все я смогла.
А прошло-то всего пять лет.
Наверное, если бы сейчас у Розы из рюкзака выпали сигареты, я бы знала, как поступить. Но их не было. Зато у Розы был молодой человек, и они собирались вместе ехать на выходные в Питер. Так что опять приходилось бегать, словно курица с отрезанной головой, и думать: а в шестнадцать лет не рано еще вдвоем ехать в Питер?
Честное слово, уж лучше бы разбираться с сигаретами.
Главы из книги «Мама, я поела и в шапке».
Обложка статьи отсюда.